Похоже на сказку

— Мне придется уехать отсюда, больше я выдержать не могу, — отчаянно заявляет мне известный политолог, отпивая какое-то диковинное пиво. Это пиво варят прямо здесь, в этой пивной. Мы пьем густое тяжелое пиво, заедая огромной тарелкой крылышек на гриле. Пиво 0,5 стоит два доллара, крылышки — тоже два.

— Как дешево, — восхищаюсь я. — Ты тут можешь сидеть целый день за три копейки.

— Конечно, могу, — вздыхает политолог. — Только нужно эти три копейки заработать.

И он прав. В волшебном сказочном Львове, где так уютно вечером сидеть в кафе или пивной, где так здорово встречаться в ровно назначенное время с друзьями в Старом городе, главная проблема — заработать деньги.

В кафе вваливаются иностранцы. Бухаются за наш столик. Они все — знакомые политолога. Один, канадец, делает какой-то проект за западные гранты; другой, американец, работает в львовском отделе западной фармацевтической компании. С ними вместе пришел турок: у него строительный бизнес, он процветает, потому что во Львове все реконструируется.

Начинается неторопливый пивной разговор. Иностранцы счастливы: днем они на работе, вечером ходят по пивным и тусовкам. Для них все стоит копейки, потому что они зарабатывают доллары, а квартиры им снимают их фирмы. Канадец встает и говорит, что идет курить кальян. Кальян прямо тут, на узкой улочке. Прямо на брусчатке валяются разноцветные тюфяки, на которых лежат страждущие ароматного дыма. Горят свечи, из узкой двери кальянной доносятся звуки рейва, в проеме мелькают татуированные официанты.

— В Голландии так же, но дороже, — авторитетно замечает канадец. — Я еще на пару лет постараюсь тут задержаться.

Но мой политолог уезжает этой ночью в Киев, где будет работать на полную ставку в одной из газет. Он сбежал из России, потому что там "стыдно находиться", пробыл во Львове два года, однако заработков от статей и комментариев не хватает. Завтра у него поезд, он говорит, что не представляет, как будет без этого города жить.

Я его понимаю. Я сам родился тут, и именно этот город сотворил меня. Узкие улочки центра, полустершиеся польские надписи, одна из самых старых аптек в Европе, Лычаковское кладбище, по которому мамаши гуляют с детьми (представляете, какой красоты должно быть кладбище, чтобы там гуляли с детьми!) — все это было и в моем детстве. Но пока этот город "творил" меня, я не замечал его красоты. Все становится ясным в сравнении. Так и сейчас: во Львове появился "правильный" мэр Андрей Садовый, образованный предприниматель, и пошло-поехало. Тысячи кафе, разрешен любой бизнес, весь город в реконструкциях, тучи иностранцев. И слухи о волшебной красоте города, которые приводят к парадоксам. К примеру, в гостиницу, в которой я остановился, заехала группа поляков из… Кракова. Отточие тут не случайно: те, кто был в Кракове, знают, что это город редкой красоты. Краков чуть больше Львова, в нем есть свой старинный центр, есть костелы, хороший кофе, прекрасные кальянные. Но поляки простояли девять часов на границе, чтобы походить по львовским ресторанам и потусоваться в львовском Старом городе. Вот что делает легенда.

А вот мой политолог стоит двумя ногами на земле — он не может себя обеспечить во Львове. Он рассказывает, что Львов превращается во что-то совершенно уникальное, чего нигде не встретишь. Поскольку промышленности тут практически нет и все дешево, то во Львов начинают основательно перемещаться те, кто могут работать дистанционно. Город наполнен программистами, стартаперами и прочими "детьми интернета", которые прекрасно зарабатывают у компьютера. Многие покупают тут квартиры, хотя недвижимость во Львове подороже, чем в Киеве. Все остальные "сползают" в безденежье и в конце концов уезжают.

Кстати, в "копеечной цене" нет ничего хорошего. Львов ведь состоит не только из туристического центра. Обычные горожане получают копеечные зарплаты и пенсии, ведь экономическое положение Украины хорошо известно. Советские предприятия давно остановились. И правда, кому сегодня нужен Львовский телевизорный завод, к примеру?

Мэр Садовый принял единственное правильное решение: Львов должен стать туристической легендой. Он сделал это: в городе слышна любая речь, а русской даже больше, чем какой-то другой.

Нынешний Львов поражает своей естественностью: оказывается, если не запрещать, а лишь строить, то рождается феномен роста, причем такой, который и не предугадаешь

Когда я был ребенком, то ходил по Львову с десятью копейками в руке. Я шел в кинотеатр "Пионер", а там билет на дневной сеанс стоил десять копеек. Это были шестидесятые годы прошлого века, и от старого Львова многое тогда еще оставалось неприкосновенным. Были те самые полустертые польские надписи, были разбитые зеркальные витрины магазинов, залатанные обычным стеклом. Были вырванные медные ручки в дверях домов, замененные современными, алюминиевыми. Были разбитые фотографии на склепах того самого Лычаковского кладбища. Я был мал, я не знал тогда ужасной истории этого города: евреи и украинцы, которые строили всю эту красоту, были вначале вытеснены большевиками, а потом уничтожены нацистами. По сути, Львов пережил эпическую трагедию Древней Греции или Древнего Рима: великие строители были уничтожены варварами, а в их дома пришли чужаки, которые назвали все это своим. Лишь теперь я вспоминаю, что в пятиэтажном доме, в котором я провел детство, только одна семья Войтовичей была из довоенного Львова, а все остальные — приезжие. Напротив нашей квартиры жили Либановы — они были из Москвы. Наша семья была из Днепропетровска и Киева. Морозовы, а это квартира сверху, — из Липецка. История Львова, на самом деле, это жуткая летопись кровавых преступлений, но…

Как писал Блок, "не знаю, и лучше не знать!" Молодым программистам лучше не знать, какой кровью была полита брусчатка, на которой валяются цветные тюфяки и на которой стоит кальян. Что выросло, то выросло. Нужно идти дальше. И нынешний Львов поражает меня своей естественностью. Оказывается, что если не запрещать, а лишь строить, то рождается феномен роста, причем такой, который и не предугадаешь.

Я даже не представляю себе, что будет со Львовом дальше. Возможно, этот город станет какой-то новой Силиконовой долиной, ведь количество программистов и айтишников обязательно перерастает в их новое качество. Львов давно уже часть Европы, отсюда по всем направлениям за копейки летают лоукостеры. Во Львове смешение языков и народов. Именно тут — самые интересные в Украине начинания в области некоммерческих организаций и художественных перформансов. Удивительный город.

Каждый раз, приехав во Львов, я прихожу в свою квартиру, где жил ребенком, — новые хозяева меня туда любезно пускают. Я сижу на кухне с чашкой чая и смотрю в окно на горку, по склону которой бегал ребенком. Горка изменилась — огромное дерево, нависающее над домом, спилили, сверху настроили гаражи. Но сама горка узнаваема. Она и не лучше, и не хуже — просто другая.

Так и Львов. Вечно старый и вечно другой.

Мой друг-политолог уезжает ночью. Сейчас он пьет пиво и страдает.

Как я его понимаю.